26 октября 2024

Злоебучая мать, испарина чёрная в стакане спирта

Вертолёты над морем совсем не похожи на морских птиц

Так что они ищут кружа над сетями?

Бесцветное море — урочище состояний

когда прохожу тебя зазывает плёсом

мать злоебучая вещей которых ты ненавидишь

за то, что они не сироты

Но погоди, смотри: новые старые люди и совсем молодые!

опухшие кисти рук свисают из недоучившихся глаз, которые говорят:

прими секунду радикально

не растрачивай себя на шлюху Жили-Были

Мы смотрим на тебя очень внимательно,

так,

как электричество смотрит, когда перед зеркалом ты закрываешь глаза

Да, у него твои глаза, когда оно приходит с баночкой, в которой — они

Где моя женщина, с маленькой грудью одной, другою большой

— отсосанной дочерью

— чьей дочерью?

Где моя женщина, с чувственными губами

что чувствует ими? —

глаза из баночки

— слёзы в зеркале, чьи-то?

Электричество — тень секунды

как полюбить [мне её]?

чем полюбить [мне её]?

где орган? какая дрожь…?

Поскреби по сусекам тела [ради неё],

может найдёшь какой-нибудь дикий взгляд,

которым не отвечал никому

Может найдёшь какие-нибудь две руки, которые не открывал никому

и что по такому поводу должны быть как руки младенца

почему же тогда они так шершавы?

Может найдёшь молитву, какую ещё никому не творил?

Найдёшь ещё камеру в которой один не помешался?

Ключ, которым не пробовал отпереть

камеру тела, в которой

помешанный ты торчишь

один до сих пор?

Каждый вдох — стук тюремщика всегда бессловесного, что баланду принёс

Каждый выдох — плач

неоконченный, тихий, с годами

ставший дыханием

Как же больно дышать одному!

Я, один я, вдыхаю дорогу чрез память

Слежу за каждым вдохом сегодня, сегодня

я больше вдохов запомню, чем за всю свою жизнь

Вдох: я вижу голого мальчика на коне Ходоровски, он под Солнцем бредёт, там

где подсолнухи выше зданий,

выше фабрик, префектур и мечетей

Вдох: я вижу мир перевёрнутым, как младенец, я пляшу на своей голове

я поднимаюсь по ней, как по лестнице,

дорога быстрая — ветер,

вдох: я играю на десяти мечах гамелан воткнутый в тело

десять мечей в каждом вдохе и выдохе

десять клавиш в каждом увиденном трупе

(заставь труп дышать)

(помолись ему [трупу])

бесцветное море — глаза — дышат; в улицах приливы и вдохи; мы нашли её

там, где улица дышит морем

глубже фабрик, префектур и мечетей

ты наполняешь жизнь, хотя тебя никто не просил

превращаешь жизнь в кровавую пену и мы ныряем в неё

Где твои предки, мать, кроме бедных, из которых ты выступаешь бездной?

Холодец муравьиный застывший в памяти под ногтями беспечности тенью ножа дышит

Море разрушает соты и сны (если смотреть в окно) и стропила

Ты же, мать, приходишь так рано, ещё до рассвета, в четыре утра, как обычно

и возвдвигаешь тишину на лицах

твоя добыча — вчера и ты мчишь за ней орудуя копьём как завтра

а под ногтями у тебя тень сегодня

… приходишь так рано, ещё до рассвета,

не упустить ни секунды несчастья

Земля упивается маслом дня

(ты знаешь из каких костей оно выжато)

Как молоды деревья!

Замерзшие, спящие, молодые деревья молчащие, уголь

шипящий: секунда, секунда

… так рано, ещё до рассвета, есть что-то далёкое

в моём собственном поте

под небом затученным, у дома

слишком маленького чтобы вместить злоебучую мать,

в твоих глазах, когда в зеркало как в баночку смотришь.

В один момент (и ты это знаешь) электричество покинет зеркало

с твоими глазами, так рано,

ещё до рассвета

…мать всех вещей. Каких еще блядь вещей? Распуская пряжу всеобщим желанием смерти

она [не] ткёт ничего, но слово возносится в воздухе, в то время как обозримая земля

проваливается и проваливается и проваливается, или лучше сказать так:

в то время, как возникает это слово,

которое взлетает над этой землёй,

то, о чём оно говорит, уходит под землю,

тяжёлую тем, что под ней. Ужасный понос и на унитазе я чувствую,

мои глаза вытягивают слёзы из мозга,

словно два сферических паразита с двумя сосущими ртами:

один — для отражений, другой —

слёз.

Кроваво-красное солнце восходит над коричневым квадратом тела

с четырьмя закатно-красными конечностями, коротковатыми

Снова и снова смотрю на этот рассвет в телеграмме, за окном сирена скорой и жжёт солнце.

Давно не рассвет, но утро. На столе полевые цветы, что я нарвал для тебя, когда шёл

на рассвете с работы. Секунда. Секунда

так рано, ещё до рассвета. Я пью водку, от которой у меня будет похмелье и я просрусь

так рано, ещё до рассвета…

Давай скажем банальную вещь: мать отвратительна, вот они, глазки-то

Чьи глазки?!

Их и правда сюда не звали — привезли и в землю уложили.

Не вещи. Фрагменты. Недвижимые фрагменты. Коротковатые. Учитель говорит: урок начался.

Учитель говорит: вы заметили это?

Вот солдат – абсолютный пришелец

его даже не поприветствуешь!

прими его абсолютно

Твои глаза смотрят очень внимательно

из чужих рук

испарину черную в стакан собирать

тонкие штучки меж ног вороньих

Наконец я просрался

и пустыня возрадовалась

и необитаемая страна расцвела

Я смотрю в твои пьяные глаза и думаю: это единственный орган

в человеческом теле, который никогда не растёт, и ты

была совсем маленькой, совсем крошечной, едва выпорхнула из материнской пизды,

а глаза были эти самые,

что смотрят сейчас на меня…

Я смотрю в твои пьяные глаза и думаю: это единственный орган

единственный мой орган

Смерть придёт.